Alexander Hoult
Разрешите мне обойтись без излишних прелюдий: если ты затеял "большой барабум", то будь готов встречать его с почестями. Никто не будет ждать, пока ты заправишь собственную постель, сладко потянешься, а потом отправишься в ванную пытаться исполнить каватину Фигаро с зубной щеткой во рту. Никто не будет тратить свое время на то, что ты поставишь турку на плиту, поправишь хрустящий воротничок собственной рубашки и подстелешь белоснежную салфетку под белоснежную кружку, чтобы потом в результате все равно остаться без завтрака. Запомните: день встречи важных гостей никогда не был подходящим временем для собственных "перформансов", и время неумолимо бежит вперед, словно переключившись на режим "турбо". Разве что можете еще успеть отточить перед зеркалом наиболее соответствующий происходящему реверанс, не более.
Поэтому сегодня ты встаешь рано.
До сиего дня ты был абсолютно уверен, что нет ничего ужаснее, чем вставать ни свет ни заря: тело ломит, будильник верещит, как резаный, и неумолимо хочется спросить, какой на дворе год. Ты с трудом разлепляешь глаза и тут же чертыхаешься: 11:15. Проспал? Но как ты мог проспать, когда чертово маггловское устройство сигналило тебе о предстоящих делах чуть ли не каждый час? Невозможно! И тут ты со стоном натягиваешь одеяло по самую макушку, чтобы через секунду уже поскакать по холодному паркету вглубь апартаментов, на ходу защелкивая на запястье наручные часы.
Вставать с утра, конечно, никогда не подарок. Но гораздо большая проблема - это вставать в 6:15 утра в Америке.
То, что вы с этой мадам не сошлись характерами с самого начала, ты признаешь без намека на стеснение и совестливые позывы к пустым оправданиям. Ты вообще не любишь большие города, поэтому, едва попав в эту страну зеркал и металла, возносящихся до небес, ты почувствовал, что оказываешься в западне. В этой стране все настолько современное, что тебе кажется, что магии здесь совершенно не место: нимбусы вполне заменимы скоростными лифтами, от которых у тебя сводит челюсть так, словно ты только что съел целый лимон, потому что негде маневрировать, того и гляди, разобьешься о собственное отражение, словно муха о лобовое стекло грузовика-дальнобойщика; важным "птицам", живущим на чердаках своих карточным домиков, не слышно на двухсотых этажах, как поют запертые на лето в плену фонтанов городские пернатые, они привыкли видеть только ухоженные парки. Невероятно величественные в собственном осознании, что они созданы и доведены до совершенства руками человека, но лично тебе от этого как раз и становится тошно. Америка умница и красавица, но тебе в ней не хватает свежего воздуха. Настоящей природы. В Вашингтоне слишком много человека, и от этого человека несет дорогими сигаретами и свежемолотым кофе, когда сам ты не куришь и пьешь только зеленый чай. И не стоит искать в этих отношениях виновных. Просто у вас с Америкой вышло не слишком удачное свидание в слепую, что поделаешь.
Ты сверяешься с часами, завязывая шнурки на темно-коричневых лаковых туфлях в бойкий причудливый орнамент из крошечных дырочек, и, удостоверившись, что все идет по графику, выпрямляешься, чтобы захватить с вешалки пиджак. Ключи находятся на трюмо благодаря похрапыванию миниатюрного полярного медведя достаточно быстро, и ты бросаешь перед выходом последний оценивающий взгляд в зеркало: простой парень в простой футболке и совсем уж простых джинсах смотрит на тебя несколько секунд несколько недоуменно, но затем, в чем-то убедившись, наконец залихватски поправляет одни очки на носу, а другие - от солнца - на голове, и, подмигнув тебе, исчезает за закрытой дверью.
Сбегая демонстративно по лестнице, ты запускаешь в собственной голове финальный отсчет.
- Давайте не будем портить утро, мистер Колдман, и воздержимся от глупостей, - на секунду поравнявшись с аврором, произносишь ты, понизив голос, чтобы затем, как ни в чем не бывало, продолжить свой путь внутрь кабинета. Не особо скрывая любопытство, ты отмечаешь, что он достаточно просторный и организован со вкусом, и внутренне ты почему-то облегченно вздыхаешь: всегда приятно вести дела в располагающей обстановке. - Я присяду, спасибо, - дружелюбно отзываешься ты, однако добравшись до гостевого стула не останавливаешься и лишь составляешь кружку с кофе. Обогнув письменный стол, ты устраиваешься в хозяйском высоком кожаном кресле так, словно сидел в нем всю жизнь. Оценивающе проходишься подушечками, довольно прищуриваешься и только после этого снимаешь с носа очки, чтобы бережно опустить их на гладкую темную горизонтальную поверхность. Когда ты непринужденно складываешь руки в замок, твой взгляд снова сосредотачивается на Генри. Ты выглядишь слегка удивленно и в своем удивлении бесконечно невинно: - Мистер Колдман, прикройте, пожалуйста, дверь. Дует.
Единственное, на что тебе теперь остается надеяться, это человеческое благоразумие. Политика не должна быть настолько ужасна, чтобы выжечь его из душ совсем, до последней капли.
Потому что господин американец должен был понимать, что если бы ты пришел сюда его убить, то все Министерство было бы поставлено на уши.
Поступать мудро ведь должны не только те, кто ходит в гости по утрам, но и те, кто их принимает, правда?

Alexander Hoult
Ты любишь катастрофы. Это звучит цинично и почти гнусно, но ты не привык бегать от правды. Катастрофы всегда играли тебе на руку, и легкое отношение к чужим горестям, вероятно, определялось тем, что не ты был ответственнен за восстановление баланса добра и зла в изрядно потрепанном мире. Тебе всегда было непонятно, на что последний жалуется: самостоятельно изобретя атомную бомбу, он понадеялся, что ее воспримут за красивую статуэтку и, позволив насладиться моментом триумфа, поставят за пуленепробиваемое стекло до лучших времен? Потрясающая степень наивности. Суицид всегда был основой человеческого существования. Просто, как водится, единичные случаи признали нелегальными, обозвав психическим отклонением, а настроение толпы узаконили. Закон получил название "война". Только все забыли о том, что любой законопроект вскоре становится бизнесом.
Кризис наметился тогда, когда война стала модной тенденцией. И ты не посчитал зазорным то, чтобы присоединиться к с каждым днем разрастающейся группке трендовых дельцов.
В этот раз кризис появился из ниоткуда. И сразу прочувствовалось, чтобы запихнуть его обратно в "никуда", потребуются объединенные силы всех жуликов разростающегося международного сообщества. И ноги новой проблемы росли также, привычно, из зарослей своенравных суверенных государств, которых, за неимением опыта, не слишком вежливо попросили подвинуться, дабы открыть обзор на богатый яствами стол высокой политики. Что бы ни говорили, но национализм никогда не выйдет из моды.
Когда интерес к национализму будет утрачен, наступит мифическая гармония, все объединяться под одним началом. Упадет прибыль. Вымрет человеческий интерес, а за ним - и весь род людской.
Печально, согласитесь. Давайте ничего подобного не будем допускать, согласны? Да здравствует демократия!
Когда тебя не слишком любезно, отлеветировав, бросают на диван, на твоих губах появляется усмешка, исчезнувшая сразу же, как ты снова поворачиваешься к Колдману, который успел расположиться на своем законном месте.
Да, все правильно. Генри не разочаровывает.
- А вот теперь, мистер Холт, я возможно согласен вас выслушать. - Он восстанавливает тот баланс сил, за которым ты сюда и пришел.
Как и прежде, ты расслабленно облокачиваешься на спинку офисного дивана.
Пропуская мимо ушей аналитические разглагольствования, ты улавливаешь саму суть: господин местная безопасность согласился уделить тебе минутку. И теперь только в твоих силах было сделать так, чтобы она на деле ни в коем разе оказалась не одна.
Из-за комплекции ты осознаешь, что даже на компактном диване смотришься достаточно хрупко, и, разумеется, решаешь усугубить ситуацию тем, что забрасываешь ногу на ногу.
Ты никуда не торопишься. Протерев стекла прилетевших на колени очков краем свитера и полюбовавшись наведенной чистотой и порядком, ты опускаешь их в мусорку за ненадобностью.
Теперь черед генеральной уборки в Вашей голове, господин аврор.
Он прав: ты совсем мальчишка. И, как и любой парень, ты с детства любишь дворовые игры.
Однако расставлять точки над "i" ты не спешишь.
Пристальный взгляд начинается на глазах и, скользнув по воротнику мужчины, убегает куда-то в окно.
- Невероятно благополучная погода для новой войны, - задумчиво проговариваешь ты прежде, чем снова взглянуть на Колдмана. Твой голос глух, и ты делаешь неопределенный жесть кистью левой руки, тонко улыбаясь одной половиной рта: - Не находите, Генри? Вы же не против, если я буду называть Вас Генри. - До точки - вагонетка доверия.
И только из черных расширенных зрачков миру подмигивает и передает приветы нечисть.